Цитаты Фридрих Ницше
Афоризмы, высказывания и мысли.

Быть великим — значит давать направление.

Свободный ум требует оснований, другие же — только веры.

Убожество в любви охотно маскируется отсутствием достойного любви.

Будьте же равнодушны, принимая что-либо! Оказывайте честь уже тем, что принимаете, — так советую я тем, кому нечем отдарить.

О, этот фальшивый свет, этот спертый воздух! Тут не позволено душе взлететь на высоту свою! Но Вера их так повелевает им: «На колени, и вверх по ступенькам, грешники!»

Ты должен сжечь себя в своем собственном пламени: как иначе хотел бы ты обновиться, не обратившись сперва в пепел!

Что хорошо? Все, что повышает чувство власти, волю к власти, власть в человеке. Что дурно? Все, что происходит из слабости.

С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже впиваются корни его в землю, вниз, в мрак и глубину, — ко злу.

Земля, сказал он, имеет оболочку; и эта оболочка поражена болезнями. Одна из этих болезней называется, например: «человек».

Братья мои, любить дальнего, а не ближнего призываю я вас.

Чем больше человек молчит, тем больше он начинает говорить разумно.

Как только благоразумие говорит: «Не делай этого, это будет дурно истолковано», я всегда поступаю вопреки ему.

А вы, друзья мои, говорите, что о вкусах не спорят? Но вся жизнь и есть спор о вкусах!

Церковь — это род государства, притом — самый лживый.

Есть степень заядлой лживости, которую называют «чистой совестью».

Брат мой, если счастье сопутствует тебе, то у тебя только одна добродетель, и не более: тогда легче идти тебе через мост.

Женщина понимает детей лучше мужчины, но в мужчине детского больше, чем в женщине.

Вы заключаете брак: смотрите же, чтобы не стал он для вас заключением! Слишком торопитесь вы, заключая брак, и вот следствие — расторжение брачных уз!

Стал ли ты чистым воздухом, хлебом и лекарством для друга своего? Иной не в силах освободиться от собственных цепей, однако друга своего спасает.

Требование человека, чтобы его полюбили, есть величайшее из всех самомнений.

Даже в смерти должны пылать дух ваш и добродетель, подобно вечерней заре над землей: иначе смерть ваша плохо удалась вам.

О, как много великих идей, чье действие подобно кузнечным мехам: от них человек надувается и становится еще более пустым.

Когда спариваются скепсис и томление, возникает мистика.

Каждая церковь — камень на могиле Богочеловека: ей не хочется, чтобы Он вновь воскрес.

Мужчине следует остерегаться женщины, когда она ненавидит: ибо он в глубине души своей только зол, она же — скверна.

Брак — это наиболее изолганная форма половой жизни.

Даже в чаше высшей любви содержится горечь...

Одиннадцать двенадцатых всех великих людей истории были лишь представителями какого-то великого дела.

Чем свободнее и сильнее индивидуум, тем взыскательнее становится его любовь.

Не ваш грех — ваше самодовольство вопиет к небу; ничтожество ваших грехов вопиет к небу!

У одних раньше стареет сердце, у других — ум. Иные бывают стариками в юности, но кто поздно юн, долго остается таким.

Ты хочешь, чтобы тебя оценивали по твоим замыслам, а не по твоим действиям? Но откуда же у тебя твои замыслы? Из твоих действий!

Не вокруг тех, кто измышляет новый шум, а вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир; неслышно вращается он.

Большинство людей слишком глупы, чтобы быть корыстными.

Разрастаться не только вширь, но и расти вверх — да поможет вам в этом, братья мои, сад супружества!

Кому Целомудрие в тягость, тому не следует советовать его: чтобы не сделалось оно путем в преисподнюю, превратившись в грязь и похотливость души.

В сущности, между религией и настоящей наукой нет ни сродства, ни дружбы, ни вражды: они на разных полюсах.

Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана.

Лучшее должно господствовать, и лучшее хочет господствовать! А где учение гласит иначе, там лучших не хватает.

Многие умирают слишком поздно, а иные — слишком рано. Пока еще странным покажется учение: «Умри вовремя!»

Я не понимаю, к чему заниматься злословием. Если хочешь насолить кому-нибудь, достаточно сказать о нем какую-нибудь правду.

Великая любовь выше страдания, ибо то, что любит она, она еще жаждет — создать!

Мораль — это важничание человека перед природой.

Да будет человек избавлен от мести: вот мост, ведущий к высшей надежде, и радужное небо после долгого ненастья.

Надо учиться любить себя — любовью здоровой и святой, чтобы оставаться верным себе и не терять себя. И поистине это вовсе не заповедь на сегодня и на завтра — учиться любить себя. Напротив, из всех искусств это самое тонкое, самое мудрое, самое высшее и требующее наибольшего терпения.

Сладострастие: это сладкий яд лишь для увядших, для тех же, у кого воля льва, это великое сердечное подкрепление, вино из всех вин, благоговейно сбереженное.

Жизнь есть родник радости; но в ком говорит испорченный желудок, отец скорби, для того все источники отравлены.

Я не доверяю всем систематикам и сторонюсь их. Воля к системе есть недостаток честности.

Добро и зло, богатство и бедность, высокое и низкое, и все имена ценностей — все это станет оружием и будет воинственно утверждать, что жизнь должна превозмогать себя снова и снова!

Мой способ возмездия состоит в том, чтобы как можно скорее послать вслед глупости что-нибудь умное: таким образом, пожалуй, можно ещё догнать её.

Ни один народ не смог бы выжить, не производя оценки — что есть добро и что есть зло; чтобы сохраниться, должен он оценивать иначе, нежели сосед его. Многое, что у одного народа называется добром, у другого слывет позором и поношением... Многое из того, что здесь именуется злом, там облекалось в пурпур почестей.

Мы живём не ради будущего. Мы живём, чтобы хранить своё прошлое.

Любящие и созидающие — вот кто всегда был творцом добра и зла. Огонь любви и гнева пылает на именинах всех добродетелей.

Наш долг это право, которое другие имеют на нас.

Брак: так называю я волю двоих создать единое, большее тех, кто создал его. Брак — это взаимоуважение и почитание этой воли.

В настоящем мужчине всегда сокрыто дитя, которое хочет играть. Найдите же в нем дитя, женщины!

Дорого искупается — быть бессмертным: за это умираешь не раз живьём.

Хороший брак покоится на таланте к дружбе.

Этот страх, древний и изначальный, ставший, наконец, утонченным и одухотворенным, теперь, как мне кажется, зовется наукой.

Бог — это некое предположение...

Когда морализируют добрые, они вызывают отвращение; когда морализируют злые, они вызывают страх.

Я ненавижу людей, не умеющих прощать.

С тех пор, как существуют люди, слишком мало радовался человек: только в этом, братья мои, наш первородный грех! И если мы научимся больше радоваться, то так мы лучше всего разучимся обижать других и измышлять всевозможные скорби.

Там, где нельзя больше любить, там нужно пройти мимо!

Мы должны считать потерянным каждый день, в который мы не танцевали хотя бы раз.

Не то, что мешает нам быть любимыми, а то, что мешает нам- любить полностью, ненавидим мы больше всего.

Самые ошибочные умозаключения людей суть следующие: вещь существует, следовательно, она имеет право на это.

В стадах нет ничего хорошего, даже если они бегут вслед за тобой.

Всегда замечал я, что супруги, составляющие плохую пару, самые мстительные: они готовы мстить всему миру за то, что уже не могут расстаться.

Всяким маленьким счастьем надлежит пользоваться, как больной постелью: для выздоровления — и никак иначе.

Поверхностные люди всегда должны лгать, так как они лишены содержания.

Все боги суть символы и хитросплетения поэтов!

Взгляните на верующих! Кто больше всего ненавистен им? Разбивающий скрижали их ценностей, разрушающий и преступающий, но он есть созидающий.

Без музыки жизнь была бы заблуждением.

Даже когда народ пятится, он гонится за идеалом — и верит всегда в некое «вперед».

Всякая истина, о которой умалчивают, становится ядовитой.

«Счастье найдено нами», — говорят последние люди, и моргают.

Верующий находит своего естественного врага не в свободомыслящем, а в религиозном человеке.

Я хожу среди народа и держу свои глаза открытыми: люди не прощают мне того, что я не завидую добродетелям их.

Брак может казаться впору таким людям, которые не способны ни на любовь, ни на дружбу и охотно стараются ввести себя и других в заблуждение относительно этого недостатка, — которые, не имея никакого опыта ни в любви, ни в дружбе, не могут быть разочарованы и самим браком.

Все вы служили народу и народному суеверию, вы, прославленные мудрецы! — а не истине!

Нет более жестокого несчастья в судьбе человеческой, чем когда властители земли — не первые среди подданных своих. И все тогда становится лживым, превратным, ужасающим.

«Религиозный человек», «глупец», «гений», «преступник», «тиран» — все это суть дурные названия и частности, замещающие кого-то неназыва-емого.

Всякая великая любовь желает не любви, она жаждет большего.

Те, кто до сих пор больше всего любили человека, всегда причиняли ему наисильнейшую боль; подобно всем любящим, они требовали от него невозможного.

Кто хочет научиться летать, тот должен сперва научиться стоять, и ходить, и бегать, и лазить, и танцевать: нельзя сразу научиться полету!

Ты идёшь к женщинам? Не забудь плётку!

Любить и погибнуть: это сочетание — вечно. Воля к любви означает готовность к смерти.

Только там, где кончается государство, начинается человек — не лишний, но необходимый: там звучит песнь того, кто нужен, — единственная и неповторимая.

Редко ошибешься, если исключительные поступки будешь объяснять тщеславием, посредственные — привычкой и мелкие — страхом.

Стремление к стаду древнее, чем притяжение собственного «Я»: и покуда добрая совесть означает волю стада, лишь дурная совесть скажет «Я».

Некоторым не удается жизнь: ядовитый червь гложет им сердце. Да приложат они все силы свои, чтобы смерть лучше удалась им!

Жизнь есть родник радости; но всюду, где пьёт отребье, все родники бывают отравлены.

Есть дающие натуры и есть воздающие.

Десять раз на дню должен ты находить истину, иначе будешь искать ее и ночью, и душа твоя останется голодной.

Да будет женщина игрушкой, чистой и изящной, словно драгоценный камень, блистающий добродетелями еще не созданного мира.

Если ты раб, то не можешь быть другом. Если тиран — не можешь иметь друзей.

Опасность мудрого в том, что он больше всех подвержен соблазну влюбиться в неразумное.

Есть два пути избавить вас от страдания: быстрая смерть и продолжительная любовь.

Лучшее средство хорошо начать день состоит в том, чтобы, проснувшись, подумать, нельзя ли хоть одному человеку доставить сегодня радость.

Возлюби ближнего своего — это значит прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями.

Пора уже с человеческой глупостью считаться как с реальной силой.

Каждый миг начинается бытие; вокруг каждого «здесь» вращается кольцеобразное «там». Середина — повсюду. Путь вечности — кривая.

Человек, ни разу еще не думавший о деньгах, о чести, о приобретении влиятельных связей, о должности — да разве может он знать людей?

У актера есть дух, но мало совести духа. Он всегда верит в то, посредством чего заставляет уверовать и других, — он верит в себя самого!

Сражающемуся с чудовищами следует позаботиться о том, чтобы самому не превратиться в чудовище.

И если друг причинит тебе зло, скажи так: «Я прощаю тебе то, что сделал ты мне; но как простить зло, которое этим поступком ты причинил себе?»

Познавший самого себя — собственный палач.

В конце концов никто не может из вещей, в том числе и из книг, узнать больше, чем он уже знает.

Стоит нам только на один шаг преступить среднюю меру человеческой доброты, как наши поступки вызывают недоверие. Добродетель покоится как раз «посередине».

Надо научиться любить себя самого — так учу я — любовью цельной и здоровой: чтобы сносить себя самого и не скитаться всюду.

Сладострастие: невинно и свободно оно для свободных сердец, сад счастья на земле, праздничное изобилие и дар будущего от избытка его.

Сладострастие: это величайшее блаженство, символ высшего счастья и высшей надежды...

Красота — это обещание счастья.

В пустыне и господами пустыни искони жили честные, свободные умы; а в городах живут прославленные мудрецы — откормленные вьючные животные. Всегда, словно ослы, тянут они — повозку народа}.

У покорности самая жесткая шкура.

Поистине, подобно солнцу, люблю я жизнь и все глубокие моря. И вот что называю я познанием: чтобы все глубокое поднялось на высоту мою!

Кто хочет стать водителем людей, должен в течение доброго промежутка времени слыть среди них их опаснейшим врагом.

Человечество является скорее средством, а не целью. Человечество является просто подопытным материалом.

Ревность — остроумнейшая страсть и тем не менее все еще величайшая глупость.

Вы еще не искали себя, когда обрели меня. Так бывает со всеми верующими; и потому так мало значит всякая вера.

Люди, стремящиеся к величию, суть по обыкновению злые люди: таков их единственный способ выносить самих себя.

Даже самая широкая душа, братья мои, — какие это жалкие угодья!

Когда вы возвысились над похвалой и порицанием и воля ваша желает повелевать всеми вещами как воля любящего: тогда зарождается добродетель ваша. Когда вы презираете мягкое ложе и все приятное, однако легко засыпаете даже возле роскошных постелей неженок: тогда зарождается добродетель ваша.

Они холодны и ищут себе тепла в спиртном; они разгорячены и ищут прохлады у замерзших умов; все они хилы и одержимы общественным мнением.

А на рассвете рассмеялся Заратустра в сердце своем и сказал насмешливо: «Счастье бегает за мной. Это потому, что я не бегаю за женщинами. А счастье — женщина».

Такими хочу я видеть мужчину и женщину: его — способным к войне, ее — к деторождению, но чтобы оба они могли танцевать — не только ногами, но и головой.

Кто чувствует несвободу воли, тот душевнобольной; кто отрицает ее, тот глуп.

В мире самые лучшие вещи еще ничего не значат, пока нет того, кто их представит с подмостков: великими людьми называет толпа этих представляющих.

Каждый поступок продолжает созидать нас самих, он ткет наше пестрое одеяние. Каждый поступок свободен, но одеяние необходимо. Наше переживание — вот наше одеяние.

Нужно носить в себе ещё хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду.

В каждой религии религиозный человек есть исключение.

Если вы решили действовать — закройте двери для сомнений.

Любите и ближних своих, как самих себя, — но прежде станьте теми, кто любит самого себя, — любит великой любовью, любит великим презрением!

Но если есть у тебя страждущий друг, стань для страданий его местом отдохновения, но вместе с тем и жестким ложем, походной кроватью: так лучше всего ты сможешь помочь ему.

У кого есть Зачем жить, сумеет выдержать почти любое Как.

Женщина мало что смыслит в чести. Пусть же станет честью ее — любить всегда сильнее, чем любят ее, и в любви никогда не быть второй.

Говорить о женщине следует только с мужчинами.

Существует право, по которому мы можем отнять у человека жизнь, но нет права, по которому мы могли бы отнять у него смерть.

Сильнее всего ненавистен верующему не свободный ум, а новый ум, обладающий новой верой.

Слишком долго таились в женщине раб и тиран. Поэтому неспособна она к дружбе: ей ведома только любовь.

Такой совет даю я королям, и церквам, и всему, что одряхлело от тяжести лет и ослабло в добродетели: дайте ниспровергнуть себя! И вы снова вернетесь к жизни, а добродетель вернется к вам!

В толпах нет ничего хорошего, даже когда они бегут вслед за тобой.

Бог умер: теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек.

Тот, кто ответил себе на вопрос: «Зачем жить?» — сможет вытерпеть почти любой ответ на вопрос: «Как жить?»

Поэтому хочу я, чтобы искренне говорили друг другу: «Мы любим друг друга; посмотрим, будем ли мы любить и впредь! Или обещание наше ошибочно? Дайте нам время и недолгий союз, чтобы увидеть, годимся ли мы для истинного союза! Великое дело — всегда быть вдвоем!»

«Возлюби ближнего своего» — это значит прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» — И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями.

Ты молод и мечтаешь о ребенке и браке. Но ответь мне: таков ли уже ты, чтобы иметь право желать ребенка? ...Преодолел ли ты самого себя, повелитель ли ты своих чувств, господин ли своих добродетелей? ...Или в желании твоем говорит животное и потребность природы твоей? Или одиночество? Или недовольство собой?

Несчастье ускользнуло от тебя; наслаждайся же этим, как счастьем своим!

Подальше от базара и славы уходит все великое: в стороне от базара и славы жили всегда изобретатели новых ценностей.

Познающий неохотно погружается в воду истины не тогда, когда она грязная, а когда она мелкая.

Будь тем, кто ты есть!

Кто подвергается нападкам со стороны своего времени, тот еще недостаточно опередил его — или отстал от него.

По-новому верит он завтра, а послезавтра — вновь по-другому. Стремительны чувства его, как и толпы, и так же переменчивы настроения.

Как только религия приобретает господство, ее противниками становятся все те, кто были ее первыми последователями.

Жестокость бесчувственного человека есть антипод сострадания; жестокость чувствительного — более высокая потенция сострадания.

Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни.

А больше всего ненавидят того, кто способен летать.

Если бы боги существовали, как бы вынес я, что я не бог?

Говорят «удовольствие» — и думают об усладах; говорят «чувство» — и думают о чувственности; говорят «тело», а думают о том, что ниже, тела, — и вот таким образом была обесчещена троица хороших вещей.

Голос красоты звучит тихо: он проникает только в самые чуткие уши.

Не через взаимную любовь прекращается несчастье неразделенной любви, но через большую любовь.

Человек забывает свою вину, когда исповедался в ней другому, но этот последний обыкновенно не забывает её.

Поистине всегда влечет нас ввысь — в царство облаков: на них усаживаем мы наши пестрые чучела и называем их богами и Сверхчеловеком.

Культура — это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом.

В сознательной любви женщины есть и внезапность, и молния, и тьма рядом со светом.

Героизм — это добрая воля к абсолютной самопогибели.

Тысячами мостов и тропинок пусть стремятся люди к будущему, и все сильнее должна произрастать между ними вражда и неравенство: так внушает мне великая любовь моя. Призрачные образы и символы пусть изобретут они во вражде своей, и величайшее сражение состоится тогда между ними.

Стремление к величию выдаёт с головой: кто обладает величием, тот стремится к доброте.

Но если жизни так нужна высота, то ей нужны и ступени, а также противоречие ступеней и восходящих по ним! Восходить хочет жизнь и, восходя, превозмогать себя.

Я хожу среди них и держу свои глаза открытыми: люди измельчали и мельчают все больше. И причина этому — их учение о счастье и добродетели. Они умеренны в добродетели и хотят комфорта. А с комфортом совместима лишь умеренная добродетель.

Счастье мужчины зовется «Я хочу». Счастье женщины — «Он хочет».

Жизнь — источник радости; но всюду, где пьет толпа, родники отравлены.

Мы — наследники совершавшихся в течение двух тысячелетий вивисекции совести и самораспятия.

Поскольку время бесконечно, до настоящего момента уже протекла бесконечность, то есть всякое возможное развитие должно уже было осуществиться. Следовательно, наблюдаемое развитие должно быть повторением.

Мы очень мало знаем и плохо учимся: потому и должны мы лгать.

Много кратких безумий — вот что вы называете любовью. И ваш брак кладет предел множеству кратких безумий — одной большой и долгой глупостью.

Кого ненавидит женщина больше всех? Железо так говорило магниту: «Больше всего я тебя ненавижу за то, что ты притягиваешь, не имея достаточно сил, чтобы тащить за собой».

Не старайся приукрашивать себя для друга: ибо стрелой и стремлением к Сверхчеловеку должен ты быть для него.

Люди, недоверчивые в отношении самих себя, больше хотят быть любимыми, нежели любить, дабы однажды, хотя бы на мгновение, суметь поверить в самих себя.

Давать каждому своё — это значило бы: желать справедливости и достигать хаоса.

Человек есть нечто, что до?лжно превзойти.

Бог дал нам музыку, чтобы мы прежде всего влеклись ею ввысь...

Человек — это грязный поток.

Вовсе не так легко отыскать книгу, которая научила нас столь же многому, как книга, написанная нами самими.

Искусство делает выносимым вид жизни, окутывая ее дымкой нечистого мышления.

Мужчине следует остерегаться женщины, когда она любит: ибо тогда она готова на любую жертву, и все остальное не имеет никакой ценности в глазах ее.

На свете гораздо больше счастья, нежели сколько видят его затуманенные печалью глаза, если только считать верно и не забывать тех приятных минут, которыми бывает богат каждый день человеческой жизни, как бы тяжела она ни была...

Только для созидания должны вы учиться!

Человеческое общество — это попытка, это долгое искание; ищет же оно того, кто повелевает!

У одного одиночество — это бегство больного, а у другого — бегство от больных.

О, посмотрите же на эти шатры, что воздвигли священники! Церквами называют они свои берлоги, полные слащавых ароматов!

Всякий, жаждущий славы, должен заблаговременно расстаться с поче том и освоить нелегкое искусство — уйти вовремя.

О времени и становлении должны говорить высочайшие символы: им надлежит восхвалять все преходящее и быть оправданием ему!

Так называемые парадоксы автора, шокирующие читателя, находятся часто не в книге автора, а в голове читателя.

В мире недостаточно любви и благости, чтобы их можно было расточать воображаемым существом.

Я люблю храбрых: но недостаточно быть рубакой, нужно еще знать, кого рубить! И часто больше храбрости бывает в том, чтобы удержаться и пройти мимо: и сохранить себя тем самым для более достойного врага!

В добропорядочных людях меня в последнюю очередь отталкивает зло, которое они в себе носят.

Цитаты Фридрих Ницше на folk-tale.ru

Читайте также по теме :

Семён Яковлевич Надсон
Любви, одной любви! Как нищий подаянья,Как странник, на пути застигнутый грозой,У крова чу...

Ричард Милхаус Никсон
Вы не можете сказать все, что вы думаете о том или ином человеке, потому что он может Вам ...