Цитаты Мишель де Монтень
Афоризмы, высказывания и мысли.

Когда мы говорим, что страшимся смерти, то думаем прежде всего о боли, её обычной предшественнице.

Первый признак порчи общественных нравов — это исчезновение правды, ибо правдивость лежит в основе всякой добродетели и является первым требованием к правителю государства.

Весло, погруженное в воду, кажется нам надломленным. Таким образом, важно не только то, что мы видим, но и как мы это видим.

Мы трудимся лишь над тем, чтобы заполнить свою память, оставляя разум и совесть праздными.

Я хотел бы, чтобы смерть застала меня за работой в поле.

Если я лгу, я оскорбляю себя в большей мере, чем того, о ком солгал.

Полное согласие — свойство для беседы весьма скучное.

Когда у нас нет настоящих болезней, наука награждает нас придуманными ею.

Судьба не приносит нам ни зла, ни добра, она поставляет лишь сырую материю того и другого и способное оплодотворить эту материю семя.

Застарелое и хорошо знакомое зло всегда предпочтительнее зла нового и неизведанного.

Нет такой уловки или приема в пользовании оружием во время боя, которые мы сочли бы дурными, лишь бы они помогли отразить направленный на нас удар.

Когда наукой пользуются, как должно, это самое благородное и великое из достижений рода человеческого.

Подобно тому как растения чахнут от чрезмерного обилия влаги, а светильники — от обилия масла, так и ум человеческий при чрезмерных занятиях и обилии знаний, загроможденный и подавленный их бесконечным разнообразием, теряет способность разобраться в этом нагромождении и под бременем непосильного груза сгибается и увядает.

Наука — дело очень нелегкое. Наука пригодна лишь для сильных умов.

Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию.

Хороши или плохи события жизни, во многом зависит от того, как мы их воспринимаем.

По мере того, как мы лишаемся естественных удовольствий, мы возмещаем их удовольствиями искусственными.

Наихудшее состояние человека — это когда он перестает сознавать и владеть собой.

Мне неведомы браки, которые распадались бы с большей легкостью или были бы сопряжены с большими трудностями, нежели заключенные из-за увлечения красотой или по причине влюбленности.

Чем больше заполняется наша душа, тем вместительнее она становится.

Если жёны и любят созерцать своих мужей спереди, то не должны ли они, если потребуется, столь же охотно смотреть им в спину?

Страх то придает крылья ногам, то приковывает их к земле.

Я говорю правду постольку, поскольку осмеливаюсь ее говорить; чем старше я становлюсь, осмеливаюсь делать это все реже.

После тех лиц, которые занимают самые высокие посты, я не знаю более несчастных, чем те, что им завидуют.

Чтобы научить другого, требуется больше ума, чем чтобы научиться самому.

Самым лучшим доказательством мудрости является непрерывное хорошее расположение духа.

Достойно похвалы деяние, а не сам человек.

В каждом государстве жажда славы растет вместе со свободой подданных и уменьшается вместе с ней: слава никогда не уживается с рабством.

Хотя чужое знание может нас кое-чему научить, мудр бываешь лишь собственной мудростью.

Жизнь сама по себе — ни благо, ни зло: она вместилище и блага, и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее.

Знание не нужно нацеплять на душу, его нужно внедрять в нее; его не нужно наводить на нее, им нужно пропитывать ее.

Если бы человек хотел быть только счастливым, то это было бы легко, но всякий хочет быть счастливее других, а это почти всегда очень трудно, ибо мы обыкновенно считаем других счастливее, чем они есть на самом деле.

Люди ничему так твердо не верят, как тому, о чем они меньше всего знают, и никто не выступает с такой самоуверенностью, как сочинители всяких басен — например, алхимики, астрологи, предсказатели, хироманты...

Откровенная речь, подобно вину и любви, вызывает такую же откровенность.

Наука пригодна лишь для сильных умов, а они весьма редки.

Иметь дело с людьми, которые восхищаются нами и во всем нам уступают, — удовольствие весьма пресное и даже вредное для нас...

Женщины нисколько не виноваты в том, что порою отказываются подчиняться правилам поведения, установленным для них обществом, — ведь эти правила сочинили мужчины, и притом безо всякого участия женщин.

Человек — изумительно суетное, поистине непонятное и вечно колеблющееся существо.

Подлинным зеркалом нашего образа мыслей является наша жизнь.

Тот, кто всегда в выигрыше, — не настоящий игрок.

Трусость — мать жестокости.

Кто боится страдания, тот уже страдает от боязни.

Мозг, хорошо устроенный, стоит больше, чем мозг, хорошо наполненный.

Плоды смуты никогда не достаются тому, кто её вызвал; он только всколыхнул и замутил воду, а ловить рыбу будут уже другие.

Будемте остерегаться, чтобы старость не наложила больше морщин на нашу душу, чем на наше лицо.

Чрезмерно сильное горе подавляет полностью нашу душу, стесняя свободу её проявлений.

Пусть детство смотрит вперед, старость — назад: не это ли обозначали два лица Януса?

Лживость — гнуснейший порок.

Ум, не имеющий никакой определенной цели, теряется; быть везде — значит быть нигде.

Доблесть, которою так жаждут прославиться, может проявиться при случае столь же блистательно, независимо от того, надето ли на нас домашнее платье или боевые доспехи, находитесь ли вы у себя дома или в военном лагере, опущена ли ваша рука или занесена для удара.

Судьба поставляет нам только сырой материал, и нам самим предоставляется придать ему форму.

Всякое убеждение может быть достаточно сильным, чтобы заставить людей отстаивать его даже ценой жизни.

Не достигнув желаемого, они сделали вид, что желали достигнутого.

Способность снизойти до влечений ребенка и руководить ими присуща лишь душе возвышенной и сильной.

Ученость, как таковая, сама по себе есть нечто безличное. Для благородной души она может быть добавлением очень полезным, для какой-нибудь иной — вредоносным и пагубным. Вернее было бы сказать, что она вещь драгоценная для того, кто умеет ею пользоваться.

Ни одна страсть не помрачает в такой мере ясность суждения, как гнев.

Самый краткий путь к завоеванию славы — это делать по побуждению совести то, что мы делаем ради славы.

Я предпочитаю самостоятельно ковать себе душу, а не украшать её позаимствованным добром.

Величие победы измеряется степенью её трудности.

Бич человека — это воображаемое знание.

Самое главное — это прививать вкус и любовь к науке; иначе мы воспитаем просто ослов, нагруженных книжной премудростью.

Обвинениям в адрес самого себя всегда верят, самовосхвалению — никогда.

Взять город приступом, выслать посольство, царствовать над народом — все это блестящие деяния. Смеяться, любить и кротко обращаться со своей семьей, не противоречить самому себе — это нечто более редкое, более сложное и менее заметное для окружающих.

Любовь — неистовое влечение к тому, что убегает от нас.

Нет ответа более унижающего, чем презрительное молчание.

Наружность мужчины служит весьма малым ручательством за него, но тем не менее, она представляет нечто значительное.

Игры детей — вовсе не игры, и правильнее смотреть на них как на самое значительное и глубокомысленное занятие этого возраста.

Философия нисколько не ополчается против страстей естественных, лишь бы они знали меру, и она проповедует умеренность в них, а не бегство от них.

Вместо того чтобы стремиться узнать других, мы хлопочем только о том, как бы выставить напоказ себя, и наши заботы направлены скорее на то, чтобы не дать залежаться своему товару, нежели чтобы приобрести для себя новый.

Человек страдает не столько от того, что происходит, сколько от того, как он оценивает то, что с ним происходит.

Если учителя просвещают своих многочисленных учеников, преподнося им всем один и тот же урок и требуя от них одинакового поведения, хотя способности их вовсе не одинаковы, то нет ничего удивительного, что среди огромной толпы детей найдется всего два или три ребенка, которые извлекают настоящую пользу из подобного преподавания.

Разумный человек ставит себе предел даже в добрых делах.

Те, кто уверяет, что имеет в голове много мыслей, но выразить их не умеет из-за отсутствия красноречия, — не научились понимать самих себя.

Желание того, чего у нас нет, разрушает пользование тем, что у нас есть.

Наука — великое украшение и весьма полезное орудие.

Государственные дела требуют более смелой морали.

Картина стольких государственных смут и смен в судьбах различных народов учит нас не слишком гордиться собой.

Счастье человеческое состоит вовсе не в том, чтобы хорошо умереть, а в том. чтобы хорошо жить.

Описывать прошлое — меньший риск, чем описывать настоящее, ибо в этом случае писатель отвечает только за точную передачу заимствованного им у других.

Кто попал далее цели, так же точно промахнулся, как и тот, кто не попал в цель.

Среди других прегрешений пьянство представляется мне пороком особенно грубым и низменным.

Массе свойственны глупость и легкомыслие, из-за которых она позволяет вести себя куда угодно, завороженная сладостными звуками красивых слов и не способная проверить разумом и познать подлинную суть вещей.

У высокого положения есть то преимущество, что с ним можно по собственному желанию расстаться, и почти всегда есть возможность выбора более высокой или более низкой ступени: ведь не со всякой высоты непременно падаешь, гораздо чаще можно благополучно опуститься.

...Нет столь дряхлого старца, который, памятуя о Мафусаиле, не рассчитывал бы прожить еще годиков двадцать.

Пытливости нашей нет конца, удовлетворенность ума — признак его ограниченности или усталости.

Не представляю себе, как можно довольствоваться знаниями, полученными из вторых рук; хотя чужое знание может нас кое-чему научить, мудр бываешь лишь собственной мудростью.

Что может быть труднее, чем уберечься от врага, надевшего на себя личину нашего самого преданного друга.

Только глупцы могут быть непоколебимы в своей уверенности.

Если бы мне было дано вытесать себя по своему вкусу, то нет такой формы — как бы прекрасна она ни была, — в которую я желал бы втиснуться, с тем чтобы никогда уже с нею не расставаться.

Врач, впервые приступая к лечению своего пациента, должен делать это изящно, весело и с приятностью для больного; и никогда хмурый врач не преуспеет в своем ремесле.

Если, с одной стороны, наш ум крепнет вследствие соприкосновения с умами обширными и развитыми, то, с другой стороны, нельзя себе представить, насколько он теряет и вырождается вследствие постоянного знакомства и сношения с умами низменными и болезненными.

Кто заражен страхом болезни, тот уже заражен болезнью страха.

Природа — приятный наставник, и даже не столько приятный, сколько осторожный и верный.

Истинные ученые подобны колосьям в поле. Пока колос пуст, он весело растет и гордо подымает кверху главу; но когда он разбухает, наполняется зерном и созревает, он проникается смирением и опускает голову.

Признаваться в незнании — одно из лучших и вернейших доказательств наличия разума.

Шум оружия заглушает голос законов.

Ничто не порождает в государстве такой неразберихи, как вводимые новшества; всякие перемены выгодны лишь бесправию и тирании.

С чем бы мы ни знакомились, чем бы ни наслаждались, мы все время чувствуем, что это нас не удовлетворяет, и жадно стремимся к будущему, к неизведанному, так как настоящее не может нас насытить; не потому, что в нем нет ничего, могущего нас насытить, а потому, что сами способы насыщения у нас нездоровые и беспорядочные.

Ни то, что предшествует смерти, ни то, что за ней следует, не является её принадлежностью.

Сократ... заставлял сначала говорить учеников, а затем уже говорил сам.

Бывают люди, которые поправляются от одного вида лекарств.

От недостатка уважения к себе происходит столько же пороков, сколько и от излишнего к себе уважения.

Те, у кого одинаково злая воля, каково бы ни было различие в их положении, таят в себе одинаковую жестокость, бесчестность, грабительские наклонности, и все это в каждом из них тем отвратительнее, чем он трусливее, чем увереннее в себе и чем ловчее умеет прикрываться законами.

Порицать в другом свои недостатки, думается мне, столь же допустимо, как порицать — а это я делаю весьма часто — чужие в себе, обличать их следует всегда и везде, не оставляя им никакого пристанища.

Если бы ложь, подобно истине, была одноликою, наше положение было бы значительно легче. Мы считали бы в таком случае достоверным противоположное тому, что говорит лжец. Но противоположность истине обладает сотней тысяч обличий и не имеет пределов.

Если хочешь излечиться от невежества, надо в нем признаться.

Лучшее государственное устройство для любого народа — это то, которое сохранило его как целое.

Следовало бы иметь установленные законом меры воздействия, которые обуздывали бы бездарных и никчемных писак, как это делается в отношении праздношатающихся и тунеядцев.

Я осуждаю всякое насилие при воспитании юной души, которую растят в уважении к чести и свободе. В суровости и принуждении есть нечто рабское, и я нахожу, что то, чего нельзя сделать с помощью разума, осмотрительности и умения, никак нельзя добиться силой.

Разве мошенничество становится менее гадким от того, что речь идет о нескольких су, а не о нескольких экю? Оно гадко само по себе.

Чтобы правильно судить о вещах возвышенных и великих, надо иметь такую же душу; в противном случае мы припишем им наши собственные изъяны.

Глупость и разброд в чувствах — не такая вещь, которую можно исправить одним добрым советом.

Невежество бывает двоякого рода: одно — безграмотное, предшествует знанию, другое — чванное, следует за ним.

Благоразумию также свойственны крайности, и оно не меньше нуждается в мере, чем легкомыслие.

Тем, кто нами повелевает и правит, кто держит в руках своих судьбы мира, недостаточно обладать разумением среднего человека, мочь столько же, сколько можем мы; и если они не превосходят нас в достаточной мере, то уже тем самым оказываются гораздо ниже нашего уровня.

Любой человек может сказать нечто соответствующее истине, но выразить это красиво, разумно, немногословно смогут не столь уж многие. Вот почему меня раздражает не сказанное неверно по незнанию, а неумение сказать это хорошо.

Душа извлекает для себя пользу решительно из всего. Даже заблуждения, даже сны — и они служат её целям: у нее все пойдет в дело, лишь бы оградить нас от опасности и тревоги.

Кто очень сухощав, тот охотно носит фуфайку, у кого мало содержания — те раздувают его словами.

В общении с людьми ум человеческий достигает изумительной ясности.

Природа может все и все творит.

Очень многих я видел на своем веку, которые были доведены до совершенной тупости неумеренной жаждой знания.

Я нередко встречал людей, которые оказывались неучтивыми именно вследствие того, что были чересчур учтивы, и несносны вследствие того, что были чересчур вежливы.

Упрямство и чрезмерный пыл в споре — вернейший признак глупости.

Пусть наставник заставляет ученика как бы просеивать через сито все, что он ему преподносит, и пусть ничего не вдалбливает ему в голову, опираясь на свой авторитет и влияние.

Наука — великолепное снадобье; но никакое снадобье не бывает столь стойким, чтобы сохраняться, не подвергаясь порче и изменениям, если плох сосуд, в котором его хранят.

Красноречие, отвлекая внимание на себя, наносит ущерб самой сути вещей.

Кара, постигшая тебя, ещё очень мягка по сравнению с тем, что терпят другие: Это поистину отеческое наказание.

Невозможно вести честный и искренний спор с дураком.

Почтительность, которою окружает ребенка челядь, а также его осведомленность о богатстве и величии своего рода являются немалыми помехами в правильном воспитании детей.

Самые выдающиеся дарования губятся праздностью.

Когда философ Диоген нуждался в деньгах, он не говорил, что одолжит их у друзей; он говорил, что попросит друзей возвратить ему долг.

Мы не столько освобождаемся от наших пороков, сколько меняем их на другие.

Лучшие души — те, в которых больше гибкости и разнообразия.

Нельзя полагаться на те доходы, которые мы только надеемся получить, какими бы верными они нам не казались.

В природе нет ничего бесполезного.

Все бедствия не стоят того, чтобы, желая избежать их, стремиться к смерти.

Вовсе не требуется всегда говорить полностью то, что думаешь, это было бы глупостью, но все, что бы ты ни сказал, должно отвечать твоим мыслям; в противном случае это — злостный обман.

Первоначально чье-либо личное заблуждение становится общим, а затем уж общее заблуждение становится личным. Вот и растет постройка, к которой каждый прикладывает руку так, что самый дальний свидетель события оказывается осведомленным лучше, чем непосредственный, а последний человек, узнавший о нем, — гораздо более убежденным, чем первый.

Что касается пьянства, то этот порок — насквозь телесный и материальный. Поэтому самый грубый из всех ныне существующих народов — тот, у которого особенно распространен этот порок. Другие пороки притупляют разум, пьянство же разрушает его и поражает тело.

Самый ценный плод здоровья — возможность получать удовольствие.

Пчелы перелетают с цветка на цветок для того, чтобы собрать нектар, который они целиком претворяют в мед. Точно так же и то, что человек заимствует у других, будет преобразовано и переплавлено им самим, чтобы стать его собственным творением, то есть собственным его суждением.

Все средства — при условии, что они не бесчестны, — способные оградить нас от бедствий и неприятностей, не только дозволены, но и заслуживают всяческой похвалы.

Пытливости нашей нет конца: конец на том свете.

Не беспокойтесь, что не сумеете умереть: сама природа, когда придет срок, достаточно основательно научит вас этому; она сама все за вас сделает, не занимайте этим своих мыслей...

Тому, кто не постиг науки добра, всякая иная наука приносит лишь вред.

Не все, что колеблется, падает.

Страх — это страсть воистину поразительная, и врачи говорят, что нет другой, которая выбивала бы наш рассудок из положенной ему колеи в большей мере, чем эта.

Смерть должна быть такая же, как и жизнь; мы не становимся другими только потому, что умираем.

Опасное дело — нападать на человека, у которого осталось только одно средство спасения — оружие, ибо необходимость — жестокая наставница.

Противны мне и владычество и поверхность.

Привычка терпеливо трудиться — это то же, что привычка терпеливо переносить боль.

Мы не привыкли искать высшего нашего удовлетворения в душе и ждать от нее главной помощи, несмотря на то, что именно она — единственная и полновластная госпожа и нашего состояния, и нашего поведения.

Мы не можем обойтись без брака, и вместе с тем мы его принижаем. Здесь происходит то же, что наблюдается возле клеток: птицы, находящиеся на воле, отчаянно стремятся проникнуть в них; те же, которые сидят взаперти, так же отчаянно стремятся выйти наружу.

Деревья — и те как будто издают стоны, когда им наносят увечья.

Что касается смерти, то ощущать её мы не можем; мы постигаем её только рассудком, ибо от жизни она отделена не более чем мгновением.

Чаще всего мы больше радуемся детским шалостям, играм и проделкам наших детей, чем их вполне сознательным поступкам в зрелом возрасте, словно бы мы их любили для нашего развлечения, как мартышек, а не как людей.

Когда судят об отдельном поступке, то, прежде чем оценить его, надо учесть разные обстоятельства и принять во внимание весь облик человека, который совершил его.

Истина не становится мудрее от своего возраста.

Никто добровольно не раздает своего имущества, но каждый не задумываясь делит с ближним свое время. Ничем мы не швыряем так охотно, как собственным временем, хотя единственно в отношении последнего бережливость была бы полезна и достойна похвалы.

Пусть всякий, кто сможет, остерегается попасть в руки судьи, когда этот судья — победоносный и вооруженный до зубов враг.

Крайняя степень страха выражается в том, что, поддаваясь ему, мы даже проникаемся той самой храбростью, которой он нас лишил в минуту, когда требовалось исполнить свой долг и защитить свою честь. Вот чего я страшусь больше самого страха.

Истинное достоинство подобно реке: чем она глубже, тем меньше издает шума.

Плакать из-за того, что мы не будем жить сто лет спустя, столь же безумно, как плакать из-за того, что мы не жили сто лет назад.

Знания — обоюдоострое оружие, которое только обременяет и может поранить своего хозяина, если рука, которая держит его, слаба и плохо умеет им пользоваться...

Нашему телу свойственно более или менее одинаковое сложение и одинаковые склонности. Душа же наша бесконечно изменчива и принимает самые разнообразные формы, обладая при этом способностью приспосабливать к себе и к своему состоянию ощущения нашего тела и все прочие его проявления.

Для того чтобы обучить другого, требуется больше ума, чем для того чтобы научиться самому.

Все в человеке идет вместе с ним в гору и под гору.

Вожделение, испытываемое нами к женщине, направлено лишь к стремлению избавиться от мучения, порождаемого пылким и неистовым желанием.

Покопайся каждый из нас хорошенько в себе, и он обнаружит, что самые сокровенные его желания и надежды возникают и питаются по большей части за счет кого-нибудь другого.

Молчаливость и скромность — качества, очень пригодные для разговора.

Те, кто расшатывают государственный строй, чаще всего первыми и гибнут при его крушении.

Мы не в силах придумать человеку лучшую похвалу, чем сказав, что он одарен от природы.

Между одними людьми и другими дистанция гораздо большая, чем между некоторыми людьми и животными.

В начале всяческой философии лежит удивление.

Подобно тому как наше рождение принесло для нас рождение всего окружающего, так и смерть наша будет смертью всего окружающего.

Мера жизни не в её длительности, а в том, как вы её использовали.

Когда творишь добро, сам и испытываешь некое радостное удовлетворение и законную гордость, сопутствующую чистой совести.

Ради чего врачи с таким рвением добиваются доверия своего пациента, не скупясь на лживые посулы поправить его здоровье, если не для того, чтобы его воображение пришло на помощь их надувательским предписаниям?

Я наблюдал только такое действие розги — она или притупляет, или озлобляет.

Высокомерие складывается из чересчур высокого мнения о себе и чересчур низкого о других.

Счастье лежит только на тех путях, по которым ходят все.

Можно поучиться и у врага.

Я считаю себя средним человеком, за исключением того факта, что считаю себя средним человеком.

Гнусное и бессмысленное занятие — без конца заниматься своими деньгами, находя удовольствие в их перебирании, взвешивании и пересчитывании! Вот, поистине, путь, которым в нас тихой сапой вползает жадность.

Надо уметь переносить то, чего нельзя избежать.

Назовите мне какое-нибудь самое чистое и выдающееся деяние, и я берусь обнаружить в нем, с полным правдоподобием, полсотни порочных намерений.

Нашему остроумию, как кажется, более свойственны быстрота и внезапность, тогда как уму — основательность и медлительность.

Мы берем на хранение чужие мысли и знания, только и всего. Нужно, однако, сделать их собственными.

Настоящий друг — это тот, кому я поверил бы во всем, касающемся меня, больше, чем самому себе.

У животных есть та благородная особенность, что лев никогда не становится из малодушия рабом другого льва, а конь — рабом другого коня.

Недостаточно, чтобы воспитание только не портило нас, — нужно, чтобы оно изменяло нас к лучшему.

Жениться, ничем не связывая себя, — предательство.

Очень полезно оттачивать и шлифовать свой ум об умы других.

Старикам не стоит думать о смерти: пусть лучше позаботятся о том, как получше разрыхлить грядки на огороде.

Следует смотреть не столько на то, что едят, сколько на то, с кем едят.

В дружбе нет никаких иных расчетов и соображений, кроме нее самой.

Удачный брак отвергает любовь; он старается возместить ее дружбой. Это — не что иное, как приятное совместное проживание в течение всей жизни, полное устойчивости, доверия и бесконечного множества весьма осязательных взаимных услуг и обязанностей.

Судья, вынесший обвиняемому приговор в припадке гнева, сам заслуживает смертного приговора.

Столько имен, столько побед и завоеваний, погребенных в пыли забвения, делают смешною нашу надежду увековечить в истории свое имя захватом какого-нибудь курятника, ставшего сколько-нибудь известным только после своего падения.

Нет наставницы более немилосердной и коварной, чем наша привычка. Мало-помалу, украдкой забирает она власть над нами, но, начиная скромно и добродушно, она с течением времени укореняется и укрепляется в нас, пока наконец не сбрасывает покрова со своего властного и деспотического лица, и тогда мы не смеем уже поднять на нее взгляд.

Книжная ученость — украшение, а не фундамент.

Тому, кто сказал Сократу: «Тридцать тиранов осудили тебя на смерть», последний ответил: «А их осудила на смерть природа».

Смерть одного есть начало жизни другого.

Кто ниспровергает законы, тот грозит самым добропорядочным людям бичом и веревкой.

Не без основания говорят, что кто не очень-то полагается на свою память, тому нелегко складно лгать.

Цитаты Мишель де Монтень на folk-tale.ru

Читайте также по теме :